Ад на земле ((((

[irtish]

Сейчас Иришка в Германии, но продолжает свои заметки. Ребята, я просто не могу не продолжить их.Итак:

Германия 7 - первые результаты. От 2.09.2011 г.

У меня так повелось – папки с фотографиями из Германии я нумеровала. То есть первая поездка 3 года назад – "Германия 1", потом замена колена – "Германия 2" ну и понеслось… Папка для этой поездки именуется "Германия 7". Мнда, это уже седьмая моя поездка сюда… ну и… первые результаты этого приезда…

В понедельник сделали сцинтиграфию. Профессор Бэре сразу сказал – картина не отличается от того, что было в апреле. В связи с этим он абсолютно уверен, что в протезе нет ни инфекции, ни нестабильности. "Я понимаю, что тебя что-то беспокоит в колене" – начал он. "Ага, меня беспокоит такая ерунда как то, что я ходить не могу" – съязвила я в ответ. В итоге мы пришли к выводу – финальное решение за ортопедами, оставалось только дождаться его.


В среду у меня была консультация гематолога. Доктор Вольф – это отдельная песня! Мы познакомились с ним год назад, причиной знакомства была моя анемия после установки кардиостимулятора. "Вау, вау!!! Такая пациентка как ты – моя мечта! Я как раз интересуюсь тимомами, нарушениями свертываемости и последствиями длительной иммуносупрессивной терапии". Пришлось его разочаровать, что тимома у меня не подтвердилась. "А ты уверена? Точно-точно! А может сделаем биопсию? Нет… эх, жаль…". Когда после копирования ВСЕХ моих документов мне удалось вернуть его на грешную землю, то есть к моей анемии, доктор Вольф подмигнул мне "Что, желудок от железа болит?". Я удивилась, откуда он знает, доктор Вольф засмеялся "Дык все пациенты "умные", знают что анемия – значит надо пить железо. Хотя это далеко не всегда верно, есть масса других анемий, не связанных с дефицитом железа. Но… но ко мне пациенты с анемиями приходят только тогда, когда попробовали полечиться железом, но не смогли, так как от него болит желудок. Те, у кого желудок не болит, дольше до меня не доходят". И в моей ситуации, не смотря на серию "кровавых" операций доктор Вольф упорно отказывался без дополнительной диагностики признавать железодефицитную анемию… "Ты 10 лет пьешь иммуносупрессивный препарат, ты знаешь, что он может убивать костный мозг и это может быть апластическая анемия? Или вызывать вторичные онкозаболевания. Нет, я хочу быть уверенным, что это не какой-то лейкоз…". Короче в итоге мне пришлось согласиться на пункцию костного мозга (которую доктор Вольф делал с кучей извинений за доставляемую боль, но я ж взрослая девочка и должна понимать что это – в моих интересах). Пункция к огромному разочарованию доктора Вольфа оказалась чистой: ни аплазии, ни лейкозов. И все его лечение в итоге свелось к рецепту на растворимое железо, которое обычно применяется у беременных :) Это было в сентябре прошлого года…


"Что интересного у тебя произошло с момента нашей последней встречи?" – встретил меня доктор Вольф, потирая руки. От такой постановки вопроса я немного растерялась


- А перфорация левого желудочка – это интересно?

- Что? Перфорация? Не может быть! Вау! Абалдеть! И ты жива? Как?!

- Та вот так…

- Когда это случилось?

- Не знаю. Диагностировали в декабре. На рутинной проверке стимулятора в Украине…

- Ты еще скажи, что симптомов не было?!

- В спину пульсировало…

- Ничего себе! Люди с дыркой в левой желудочке обычно мгновенно умирают, а не жалуются на то, что им в спину пульсирует.

- Так и я не жаловалась… я думала это нормально…

- В итоге закрыли дефект?

- Да, тяжелая операция… с АИКом… долго не могли решиться…

- В Украине делали?

- Нет, в Халле

- Подожди, ты ж говоришь, что диагностировали в Украине. А как ты в Халле оказалась тогда?

- Села на поезд и приехала.

- С дыркой в сердце?! Поездом?! Ты сумасшедшая!!! Страшно наверное было так ехать?

- Не очень… Когда нет выбора, действовать не страшно…

- Подожди – он пролистывает мои выписки – диагностировано 6 декабря, в Халле ты приехала 20, а прооперировали – 31 января. Почему?

- Не могли решиться…

- А ты в это время…

- Жила на квартире и ждала…

- С дыркой в сердце?!

- Ну не в больнице же я ее оставляла на это время ))))

- Это невероятно!!!

- Я знаю!

- Это же… это осложнение, которое… мммм… ээээ… могло убить тебя…

- Доктор Вольф, говорите то, что подумали – что это осложнение ДОЛЖНО БЫЛО убить меня.

- Да, должно было… Я никогда еще не видел пациента, выжившего после такого… И никогда не видел тромбофилика, пережившего операцию с АИКом. Удержать свертываемость в такой ситуации невероятно тяжело… Профессор Бухер вытянул?

- И он в том числе!

- Тебе с ним невероятно повезло! Кстати, он тебя уже видел?

- Еще нет, хочу сейчас к нему зайти…

- Давай я позвоню, узнаю на месте ли он?

- Давайте! Только сразу скажите, что все хорошо, а то он только услышав мою фамилию, перепугается…

Да, кстати об этом. Когда Вольф открыл в компе мою историю болезни, на первой странице, там, где мои данные, одна из верхних строк – "в случае экстренной ситуации связаться с:"… В этой графе первым, жирным красным шрифтом значился "профессор Михаэль Бухер, директор клиники анестезиологии" и два телефона – городской и мобильный. Второй – "доктор Бушнак" и только на третьем месте был мамин мобильный.

Бухер оказался в отпуске до понедельника и мы с доктором Вольфом наконец смогли закончить интереснейшую тему зимней перфорации и перейти к тому, ради чего собственно я пришла к нему – к порфирии. Выслушав и посмотрев меня, доктор Вольф изрек, что конечно чисто статистически это крайне маловероятно, но анализы сделать действительно стоит. Загвоздка одна – по своей гематологической части он может взять только определенные анализы, на некоторые типы порфирии. Остальными анализами заведует мой Занудушка – доктор Люберт (инфекционист и гепатолог). Поэтому у нас два пути: сделать сначала гематологические анализы и по их результатам либо идти к Люберту, либо нет или делать все анализы сразу. Второй вариант дороже, но быстрее. Но, как оказалось, к Люберту невозможно попасть следующие 3 недели – все забито. Сейчас все активно пытаются меня пропихнуть, но… Короче волей-неволей вышел первый вариант – анализы крови на некоторые виды порфирии набрали, а дальше будет видно…

А в четверг у меня были ортопеды… Посмотрели старые снимки, сделали новые, смотрели результаты сцинтиграфии. Все замечательно, но от чего ж оно болит?! Долго совещались и в итоге выдвинули теорию, что боль из-за того, что где-то ущемляется какой-то рубец или остатки связок-менисков, которые должны удалить при операции. Но бывает такое, что небольшой кусочек лишней ткани остается, он вклинивается между поверхностями протеза и болит. Поэтому любому другому человеку они бы предложили разрезать колено, убрать вкладыш (полиэтиленовую прослойку между двумя металлическими "коронками"), осмотреть хорошенько весь сустав, поудалять все рубцы, все сомнительные ткани и т. д., поставить новый вкладыш и молиться о том, чтоб это помогло. Гарантий ясное дело никаких, риск самой операции минимален – ни кровопотери, ничего, но… Когда Деланк произнес "но" я продолжила за него "при моих заболеваниях это все весьма рискованно и т. д.". Деланк рассмеялся "ты все сама знаешь. Поэтому… я пишу тебе письмо, описываю всю эту ситуацию, ты берешь его и идешь к своему профессору Бухеру. И пусть он решает – стоит рисковать или нет. Он тебя ко мне прислал, пусть он и берет на себя эту ответственность, я на себя ее не беру".


И того – ждем в понедельник возвращения Бухера из отпуска и идем к нему. После этого ситуация прояснится окончательно и можно будет принимать мое решение. А там и результаты анализов по порфирии подтянуться… Короче дело потихоньку движется, правда пока не ясно куда :)).


А пока оно движется, мы в перерывах между клиниками и т. д. гуляем. Квартира все еще не найдена, такое впечатление, что вся Германия переехала в Халле. Поэтому пока все так же живем в отеле и питаемся тем, что пошлют рестораны быстрого питания и наш кипятильник… надеюсь что эта проблема разрешится все-таки в обозримом будущем.


В общем… ждем следующей недели и тогда будут понятны дальнейшие перспективы… Держите за меня кулачки, пожалуйста!

Добавлено спустя 2 минуты 27 секунд:
А вот и сам автор:

[irtish]

Дежавю

Читаю на сайте новости… "Маринку причастили"… открываю страницу, хотя заранее знаю что увижу там… текст, фотографии… дежавю… я уже видела это много лет назад, только девочка была другая… Постарше и с двумя косичками. Маринку повезли домой… я знаю что будет дальше, буквально через несколько часов по приезду домой. Я просто знаю… я пережила это много лет назад, но сейчас как будто вернулась в прошлое…

22 октября далекого 1999 года. Сборы домой… мама одевает меня как ребенка… мне почти 15, но я действительно выгляжу ребенком. 30 кг весу, буквально прозрачные пальцы, ноги без мышц, ребра прямо под кожей… А еще я так же как маленький ребенок беспомощна. Мама переворачивает меня с боку на бок, одевает куртку. Но я все время выскальзываю из нее - она стала слишком большой на мое тело. После трех безрезультатных попыток решено просто укутать меня в одеяло.

Вещи уже в машине… я напоследок оглядываю стены своей палаты… я больше никогда не вернусь сюда… от этой мысли почему-то радостно на сердце. Все мучения позади, я ухожу из этого ада навсегда. Я прижимаю к груди фото. На нем 6 детей, в том числе я. Оно сделано пол года назад… на обороте стоит 5 дат… это даты смерти пятерых из нас… я осталась одна, последняя. Но это не на долго… я думаю об этом совсем без страха… там, дома все будет хорошо… нет, не в двухкомнатной квартире на пятом этаже… а там, где действительно мой дом… Я улыбаюсь сама себе…

Мама выносит меня из отделения завернутую в одеяло и передает папе… лифт не работает, по этому папа несет меня на руках по ступенькам. Ему совсем не тяжело физически, но мне кажется, что каждый шаг дается ему все с большим трудом. Он так же как и я все понимает… но ему страшно, он не готов отпустить меня домой…

Мама в машине на заднем сидении. Папа укладывает меня туда же. Голова на коленях у мамы… она заботливо поправляет развернувшееся одеяло. Ей тоже тяжело, она тоже хочет чтоб я жила, какой угодно, только бы жила… она не понимает, не может понять… мне хочется обнадежить ее, рассказать о том, как мне будет хорошо в другом мире… Но я знаю - она не готова это слышать. И я молча наблюдаю желтые деревья за окном машины. "Последняя осень" - почему-то эта фраза вертится в моей голове. А еще "осень жизни как и осень года, надо благодарно принимать"… и я принимаю. Я благодарю Господа за то, что дал мне возможность увидеть все это, что дал возможность вернутся к родным пусть на короткий срок. Машина едет очень медленно… водитель знает, что каждая кочка, каждое резко движение отбирает у меня остатки сил… И вот он дом…

Родители положили меня на диван и развернули одеяло. Я смеюсь как ребенок… я дома! Я не надеялась доехать сюда… но доехала. Боже, как же тут хорошо! Я прошу мама поднять мою руку и дотронутся моей ладошкой до стены. Она делает ничего не спрашивая. А я слегка шевелю пальцами и убеждаюсь - это стены моего дома. И я опять смеюсь…

Дышать… дышать… Господи, как же это страшно - не иметь возможности втянуть в себя воздух… Родители не плачут… они сидят рядом со мной и держатся за руки. А еще держат мои руки. Мы молчим… не нужно слов, мы все понимаем… мы знали, что так будет… Я тихо шепчу: "вы мне обещали, вы же это помните?", а родители отвечают: "Кончено помним, мы не нарушим обещания, мы не отдадим тебя больше в реанимацию, ты уйдешь здесь, дома. Мы будем рядом до последней минуты!". И мы улыбаемся… Чему? Не знаю, просто улыбаемся…

Скорая подъехала к дому… "мама, ты же не отдашь меня? Ведь правда?" - больше всего на свете я боюсь что меня снова отдадут в реанимацию, что я погибну там - совсем одна. А мама снова и снова убеждает меня, что скорая приехала только для того, чтобы подключить мне кислород, чтобы было не так тяжело…

Открываю глаза… лицо врача перекошенное от ужаса… родители чуть в стороне держат меня за руки… остановка дыхания… провал… снова возвращение к жизни. Надолго ли? Наверное нет…

Врача обычной скорой сменяет реанимационная бригада. Уколы… я не хочу… я не так хочу уйти… но так как мне хочется не выходит - дыхательная недостаточность прогрессирует очень медленно… и сил терпеть мучительное удушье больше нет… Хорошо, пусть будут уколы… только не в реанимацию! "Мама, ты же помнишь что обещала?" - и в сотый раз ответ "Да, Ирочка, мы будем рядом до конца!".
- Ребята, вы понимаете что вы делаете? - доносится из-за стены голос врача реанимационной бригады - Если ее не отвезти в реанимацию, случится само страшное!
- Да, понимаем - в один голос отвечают родители… их голоса полны спокойной уверенности - Но пусть это случится тут, дома. Пусть мы будем рядом до последнего удара сердца! Я не хочу чтобы она умирала среди чужих людей!
- Я сейчас вызову милицию и силой заберу Иру в больницу. Вы убиваете ее! - врач двинулась в сторону телефона.
- Ее убивает болезнь и наша медицинская система! Посмотрите сюда - мама заводит врача в комнату - Посмотрите! - она откидывает одеяло, которым я прикрыта - Это не мы довели ее до такого истощения! И даже не болезнь! Это больница решила "опустить душу". И это считалось нормальным. А мы не имеем права оградить нашего ребенка от дополнительных страданий в последние часы ее жизни???
Врач отвернулась к окну… она стояла так несколько минут, а когда повернулась, я увидела, что она плачет.
- Я могу что-то для вас сделать? - ее голос был спокоен.
- Все что вы можете - дать Ире уйти тихо и спокойно…
Врач молча собрала оборудование и вышла из квартиры… А мы снова остались втроем.
Удушье… провал… опять удушье… и снова провал… когда я открыла глаза, прошло уже 1,5 часа. Я была без сознания 1,5 часа и все это время я не дышала сама. Родители по очереди делали искусственное дыхание рот в рот. Один делал, а второй стоял на коленях рядом, держал мою руку и молился о моем спасении. Каждые 10 минут они менялись…
- Мама, почему вы не отпустили меня?
- Звонил Сережа (мой старший брат), он очень хочет тебя увидеть… он приедет завтра… мы должны продержатся до этого времени…
Хорошо, я буду держатся… я должна простится с ним… а потом… я опять с улыбкой подумала о том, как обрету покой…


Прошло уже 7 лет и месяц… Господь не даровал мне покоя… все эти 7 лет - борьба… Не только с болезнью, но и с душевной болью…

Господи, почему Ты даровал мне возможность знать, что чувствуют эти детки, но не дал возможности что-либо менять? Почему я, читая новости, снова и снова переживаю события многолетней давности и знаю наперед, что будет дальше? Я знаю, чувствую боль эти детей, а облегчить ее не могу! Я смотрю на фото Маринки, уезжающей домой, и вижу себя 7 лет назад. Я знаю, что ждет ее в ближайшие же часы… а изменить ничего не могу!!! Я молю Бога совершить такое же чудо, как он совершил 7 лет назад, но почему-то знаю, что в этот раз чуда не будет! А потом читаю о смерти этой девочки и снова задаю себе вопрос - зачем я тогда выжила? Для чего Господь спас меня? Неужели только для того, чтобы я снова и снова переживала дежавю, только для того, чтобы я наблюдала за тем, как "уходят" дети? Для чего, Господи???
Я знаю, что в другой жизни получу ответы на свои вопросы. Я знаю, что мои старания будут вознаграждены. Но сейчас, глядя на фото Маринки, я больше всего на свете хочу избавится от этого "дара" - чувствовать боль других…

[irtish]

"За что спасибо? Я же ничего не сделал"

6 июля 2011 я зашла к Борису Михайловичу Тодурову, директору Киевского Городского Центра Сердца. На мое "спасибо вам" он отреагировал удивленным "а за что мне? Я же ничего не сделал…". А я знала, за что… я знала, что жива сейчас в том числе благодаря ему… я не знала только как объяснить Борису Михайловичу, ЧТО он сделал для меня 7 месяцев назад…

*****


9 декабря 2010 года… Я уже знаю, что в моем сердце дырка. Я верю врачам из института Амосова, которые сказали, что моей жизни ничего не угрожает, что я смогу жить так еще долго. Я хочу верить в это, я гоню от себя мысль о том, что это было сказано только чтоб отделаться от меня. Завтра я собираюсь возвращаться в Запорожье и где-то через месяц – ехать в Германию.


Под кабинетом Бориса Михайловича мы дружной шумной толпой. Шутки вокруг "Ирки-дырки", хохот. Я "бегу" следом за врачом на УЗИ. Шок доктора, вместе идем назад к Тодурову. Доктор аккуратно берет мою коляску "давай лучше я отвезу тебя. Не маши руками лишний раз". И снова стою под кабинетом и жду разговора. Разговора, в котором Тодуров скажет мне то же, что "амосовцы" – что ничего страшного не случилось.


"Нужны 9 доноров. Прямо сейчас" – шок, непонимание. Буквально влетаю в кабинет Бориса Михайловича, открыв дверь ногой (в прямом смысле слова).


- Что происходит? – почти кричу с порога. БМ сидит за столом и оценивающе смотрит на меня. На вид – само спокойствие… меня это нервирует.


- Происходит экстренная госпитализация, так как нужна экстренная операция – медленно и спокойно произносит он. Я в ужасе строю логическую цепочку: экстренная операция – значит что-то настолько плохое, что я могу умереть до того, как успею выйти из дверей клиники. В любой другой ситуации, даже если бы мне оставалось несколько часов, от меня бы избавились. Так делали всегда. А если берут на операцию, значит, не успевают выпихнуть. Значит счет на минуты! Господи, что происходит?!

- Ты понимаешь, что с тобой? – с тем же спокойствием говорит Борис Михайлович

- Да. Дырка в сердце, кровью бьет в перикард – только сейчас я задумалась о том, что в Амосова мне не объяснили этого. Мне не сказали НИЧЕГО, мне просто дали на руки заключение и сказали приезжать через месяц.

- Ты осознаешь что это – смертельно опасно? Что перикард не предназначен для того, чтобы держать такое давление? Ты представляешь, какое там давление?

- Ага, 120 мм/рт. ст. – механически отвечаю я и ловлю на себе удивленный взгляд Бориса Михайловича. Видимо, по его сценарию дальше он должен был назвать мне эту цифру и рассказать как это много, а я сценарий сбила. С вызовом говорю – Еще скажите, что вы беретесь меня оперировать?!

- А у меня нет выхода – абсолютно спокойно, проигнорировав мою подколку, отвечает БМ – У тебя нет времени. Аневризма может разорваться в любой момент. И тогда ты истечешь кровью за считанные минуты. Даже если это случится вот сейчас, на моих глазах, в этом кабинете, вероятнее всего я не успею дотащить тебя до операционной. Поэтому у тебя нет времени ехать в Германию, а у меня нет времени на сомнения. Нужно оперировать завтра, максимум в понедельник.

- Какой разрыв, вы о чем?! – Господи, я ведь знала все это, я знала все это в тот момент, когда услышала про дырку в Амосова, но я так хотела верить их словам, что с радостью приняла иллюзию "ничего страшного не происходит". И сейчас Борис Михайлович грубо рушит эту иллюзию. Он рушит, а я хватаю обломки и пыталась склеить назад. Потому что поверить в его версию происходящего – это слишком страшно! – Я еще в воскресенье делала зарядку, махала гантелями!

- Да мне все равно, какими гирями ты махала – видимо БМ не может понять то упорство, с которым я отстаиваю версию "ничего страшного нет" – Сейчас ты на грани. Если дефект не закрыть, ты умрешь. Очень скоро. Я предлагаю тебе шанс. Сейчас мы положим тебя и сделаем экстренное обследование – введем контраст в сердце и его сосуды. После этого мы сможем решить с тактикой операции.

- У меня билеты в Запорожье на завтра… - впадая в ступор, начинаю нести полную ахинею. Какие нафиг билеты, мне ж только что объяснили, что время идет на часы и дни…

- Если ты уедешь, ты умрешь – в который раз пытается достучаться до меня БМ – Но ок… давай так… никаких операций сейчас… мы делаем обследование и потом снова садимся с тобой и думаем что делать дальше. А пока только обследование, ничего больше…

- Только обследование? И завтра я могу ехать домой? – поднимаю на него невидящий взгляд.

- Да, только обследование. И можешь ехать… Но давай сделаем обследование, а? – я сижу напротив него в полном ступоре. Я не знаю, как поступить. Моя иллюзия рухнула, а реальность слишком ужасна, и я не могу ее принять – Ты должна решить… У меня операция… - поднимаю на него офигевший взгляд – Нет, не твоя, другая, плановая. Мне нужно идти. И мне нужно твое решение…

- Хорошо – киваю головой – только на одну ночь. Завтра я еду домой.

- Отлично – кажется, он радуется. И замечаю довольную улыбку уже боковым зрением, когда выхожу из кабинета. Где-то на заднем плане мысль "странный врач – радуется тому, что уговорил меня лечь к нему в больницу, все другие радуются, когда удается меня спихнуть".

*****


После коронарографии меня везут по каким-то коридорам. Вдруг вижу вывеску "отделение интенсивной терапии". "Куда вы меня везете?! Не было такого уговора! Не хочу! Не буду!!!" – у меня реально "реанимациефобия", при одной мысли о реанимации у меня сносит крышу. "Команда Бориса Михайловича" – робко отвечают на мои крики врачи. "Не договаривались мы с ним об этом! Давайте сюда Бориса Михайловича, сейчас мы все выясним! И не завозите в палату, чего зря постель пачкать" – персонал откровенно смеется.


- Что происходит? – второй раз за 3 часа спрашиваю я БМ.

- Мы переводим тебя в интенсивную терапию – с тем же спокойствием отвечает он. Но… что-то изменилось… он смотрит в пол и говорит еще медленнее, чем перед этим.

- Зачем?! Я отлично себя чувствую! Не было договора на реанимацию! – протестую я.

- Но… мы всех после коронарографии определяем сюда…

- Я не хочу!

- Но так положено…

- Я не согласна! Не буду тут лежать!

- Я понимаю, что ты устала от больниц… - все так же, не поднимая взгляда, говорит со мной БМ. Зря, ой зря он сказал "я понимаю"…

- Ничего вы не понимаете! Я пол жизни в реанимациях провела! У меня крышу срывает при одной мысли о реанимации… Давайте на чистоту. Я – сложный человек – БМ слегка улыбается – Но то, что вы видели до этого – ерунда в сравнении с тем, что я творю, когда у меня срывает крышу. А срывает ее у меня от реанимаций. Борис Михайлович, оно нам обоим надо?! Отправьте меня в отделение, и я буду тихо-мирно там лежать. Тут же я все равно всем мозг вынесу! Тем более… вы же помните – я завтра домой!

- Ну хорошо… кто-то сможет с тобой остаться в палате все время? Хорошо, тогда давай так – ты тут лежишь 2 часа, мы убеждаемся, что нет реакции на контраст, вливаем воду и отправляем тебя в палату. Согласна? – он снова довольно улыбается, когда я после 10 секунд сомнений киваю – А теперь давай поговорим о "завтра". Обследование показало… и я посмотрел документы… в общем… я не могу сейчас брать тебя на операцию. Все слишком плохо, риск слишком велик… Но у меня есть идея. Давай уберем твой варфарин и может быть дырка затромбируется…

- При давлении 120?! – он отводит взгляд

- Даже если не сама дырка, то возможно в полости аневризмы образуются тромбы. А чем меньше ее объем, тем безопаснее для тебя… Давай попробуем так… это шанс…

- Значит, я могу ехать домой завтра, там убирать варфарин и ждать что будет?

- Я как раз об этом хотел поговорить. Я прошу тебя – не уезжай! Давай мы сделаем это тут, под контролем. Где рядом я, где в случае чего мы сможем попытаться сделать операцию – я пытаюсь прервать его, но он жестом останавливает меня – Подожди… Я прошу тебя – дай нам время. Дай мне неделю на то, чтобы придумать, как помочь тебе. Не уезжай, не подписывай себе смертный приговор. Сегодня четверг… если к следующему четвергу я ничего не придумаю – едь куда хочешь. Но сейчас… я прошу тебя, останься… Я прошу – дай мне 7 дней на раздумья.

В этот момент, после этих слов… весь мой скепсис по отношению к Борису Михайловичу развеялся. Передо мной стоял не великий Тодуров, директор центра сердца, человек, сделавший несколько удачных пересадок сердца, делающий сложнейшие операции новорожденным… передо мной стоял просто врач, пытающийся спасти меня не смотря на мое активное сопротивление. Он мог гаркнуть и подавить своим авторитетом… потому что действительно – это – ТОДУРОВ, а я… Он мог сказать "езжай на все четыре стороны" и не иметь дамоклова меча над головой. Ему не нужно было даже выпихивать меня в морг, ему нужно было только не мешать мне самой туда ползти. Но он поступил по-другому. Борис Тодуров, знаменитый Борис Тодуров стоял возле моей каталки в коридоре реанимации и ПРОСИЛ дать ему возможность попытаться помочь мне, ПРОСИЛ не лишать себя шанса.

- А если не поможет? Если все же операция? – я уже готова доверить этому человеку свою жизнь. Я, паранойик, неверящий никому, сейчас, после этого "я прошу тебя" готова довериться ему – Если операция, то какой шанс у меня пережить ее?

- Операция очень опасная, у тебя много сопутствующих заболеваний, нужно будет решить множество проблем по ходу дела… - БМ смотрит в пол

- Борис Михайлович! Вы не отвечаете на мой вопрос. Я знаю про проблемы, я спрашиваю, какой шанс?

- Я не буду отвечать на этот вопрос!

- Почему?

- Потому что врать я не могу, а если я скажу правду, ты откажешься от операции. И это будет тебе смертным приговором.

- Я поняла… Спасибо за честность…

*****


Дырка не затромбировалась. Шанс пережить операцию по-прежнему виделся весьма призрачным… Я пришла к заведующему отделением, где я лежала "как вы смотрите на то, что я поеду в Германию". Он набирает на телефоне Тодурова.


- Тут у меня Ирка в кабинете…

- Да… - удрученный голос на том конце…

- Она к немцам хочет пробовать ехать. Что вы думаете по этому поводу?

- А они берут? Конечно пусть едит! Это ее шанс! – голос был полон радости. Радости не от того, что избавится от меня, которую зачем-то силком положил к себе в больницу, а радости за то, что есть хоть какой-то выход.

*****


6 июля 2011… 7 месяцев спустя… "За что мне спасибо? Я же ничего не сделал" – неужели Борис Михайлович не понимает, как много я вкладываю в это "спасибо"?!


- Вы спасли меня! Если бы вы не отрезвили меня, я б еще долго жила иллюзией, что все хорошо. Я б не уехала сразу к немцам, я б не решала проблемы. А вы знаете… время было не на моей стороне. Если бы не вы, я могла бы не успеть… - его лицо расплывается в счастливой улыбке. Такой простой и искренней.


- Зайдете ко мне в кабинет? – непривычно от того, что он обращается ко мне на вы. Я понимаю, что моего имени он уже не помнит, помнит только картинку с УЗИ и коронарографии. А еще мое тогдашнее состояние… - Вы очень хорошо выглядите! Румянец такой. А тогда такая бледная была, такая бледная… - от смеха чуть не выпадаю из коляски и с трудом сдерживаю язвительное "а какой еще я могла быть, услышав об экстренной операции?". Сдерживаю, потому что понимаю, что сейчас он искренне рад мне, рад тому, как я выгляжу и как чувствую себя. Рад тому, что я жива.

- Я рад, что все так сложилось! – как будто в подтверждение моих мыслей говорит БМ.

Он поглядывает на дверь, за которой его ждут. Видно, что не хочет отрываться от меня. Но я понимаю – он – директор центра сердца, он – Тодуров, у него работа. Поэтому начинаю прощаться.

- Давайте я помогу вам открыть двери? – он открывает двери приемной и выпускает меня. А потом идет по коридору рядом, продолжая прощаться…

- Борис Михайлович, а можно фото с вами?

- Конечно можно! Нужно! – и он наклоняется ко мне и приобнимает. Так аккуратно… - И вы это… если будете в Киеве – обязательно заходите! Я очень рад вас видеть! Всегда рад!

Борис Тодуров… тот самый, который отрезвил меня и остановил мои бесцельные метания по Киеву. Тот самый, который просил разрешения хотя бы попытаться спасти меня. Тот самый, который уговаривал не обрекать себя на смерть. Который дал мне толчок срочно выезжать к немцам, который 9 дней держал меня в отдельной палате Центра Сердца, зная, что если осложнения случатся, они будут бессильны. Который всем этим внес ооооочень большой вклад в мое спасение. Борис Тодуров - человек с экрана телевизора и газетных страниц. Я знаю, что своими руками он спас сотни жизней. А еще он спас мою. Не руками… его руки были бессильны в той ситуации. Но он спас своим неравнодушным сердцем. Просто не дав уехать, уговорив… За это, за одно его "я тебя прошу", я буду благодарна Борису Михайловичу до конца своих дней! И буду с улыбкой вспоминать его "Я же ничего не сделал". Его "ничего" спасло меня…

П.С. Борис Михайлович, мы с ребятами присоединяемся к Иришке и говорим Вам ОГРОМНОЕ ВАМ СПАСИБО!!!! СПАСИБО за всех детишек, которых Вы спасаете, СПАСИБО за всех детишек, которым Вы дарите ЖИЗНЬ, СПАСИБО!!!!

[irtish]

Рукастый Удав

Взгляд… около года этот человек был для меня только взглядом. Я не знала его имени, не видела лица… только невероятные голубые глаза между шапочкой и маской. Его взгляд… с самой первой нашей встречи этот взгляд гипнотизировал меня. «Удав» - так я стала про себя называть своего таинственного анестезиолога. Только через год я узнала его имя – профессор Михаэль Бухер… увидела его лицо… его улыбку… Но взгляд – он по прежнему говорил больше чем можно было передать тысячью слов.

*****

Я стояла на одной ноге возле манипуляционного стола (потому что только 2 недели назад на второй был заменен коленный сустав). Так вышло, что меня попросили помочь с переводом на наркозе у русскоговорящей девочки-подростка. Так вышло, что наркоз давал Бухер. Шприц с наркозом был подсоединен к системе, препарат имел характерный молочный цвет – спутать его невозможно. «Это пропофол» - комментировала я происходящее маме девочки. И тут я поймала на себе взгляд… совсем не такой, как до этого… Голубые глаза смотрели на меня с такой болью… в них было написано «Господи, это через сколько нужно было пройти, чтоб узнавать анестетики по виду!!!». В этих глазах не было жалости… там была только боль… боль за меня, совершенно чужого человека… Я посмотрела на него, улыбнулась и чуть заметно пожала плечами. И в то мгновение в наших взаимоотношениях что-то перевернулось. И он стал для меня больше чем очередным анестезиологом. А я стала для него больше, чем очередной пациенткой.

Он уехал из Регенсбурга… мне пришлось очень нелегко без него… возможно будь он там, части вещей не произошло бы. Но… он был в бывшем ГДР, в городе с таинственным названием Halle (Saale) и я была уверена, что никогда его больше не увижу. И жалела об этом…

*****

28 мая 2010 я сидела под кабинетом кардиохирурга. В том самом городе Халле на реке Заале. Только что прозвучал приговор – без операции обречена, операцию не переживешь. Я пыталась осознать это. Когда почувствовала на себя взгляд… я подняла глаза… он стоял рядом. Стоял и смотрел на меня. Без слов. Я улыбнулась и пожала плечами «да, это я». Он помотал головой «Господи… как же все хреново», я улыбнулась «наладится!», он поднял брови «думаешь?», я опустила взгляд «надеюсь…». Никто из тех, кто был рядом, не мог слышать этого диалога. Мы не произнесли ни слова. Нам не нужны слова, мы и так понимаем друг друга.

*****

- Все очень плохо, ты знаешь это – голубые глаза смотрят прямо в душу
- Да, знаю
- Какое решение ты приняла для себя?
- Еще никакого… Я понимаю, что без операции обречена. И я понимаю, что операция неимоверно рискованная.
- Знаешь… вот сейчас доктор Бушнак пришел ко мне и рассказывал про то, как все безнадежно выглядит по твоим документам, но при этом ты сидишь, улыбаешься и, как будто ничего страшного не происходит. Он говорил это, а я вспоминал, как первый раз взял в руки твое дело. И впечатление было такое же – по документам тебя не должно быть в живых, а тут операцию планируют. Я не знаю почему тогда не отменил протезирование… Но блин, прошло уже 2 года! И все по-прежнему выглядит безнадежно, а ты продолжаешь жить! Это твое решение, только твое, но… - он замолчал и опустил глаза, первый раз за все время, что я его знала, он отвел взгляд…

«Какое бы решение ты не приняла, я в любом случае буду с тобой!» - получила я через пару дней письмо от него на мыло. «Какое бы решение…» - даже если откажусь от операции. Он хотел чтобы я боролась… я знала это… Но он готов был не только смириться с моим отказом, но и быть рядом… быть рядом, зная, что это конец…

*****

- Как ты могла поверить, что я был инициатором этой этической комиссии? Ты же знаешь мою позицию! – иронично-укоризненно смотрит на меня – И… я очень хочу, чтоб ты пришла на эту комиссию…
- Зачем?
- Я хочу, чтобы люди увидели что ты и твои документы – это разные вещи. Я хочу, чтобы они посмотрели на человека, которому собираются вынести приговор. Я не скрываю – у твоих документов нет шансов пройти эту комиссию. Если бы я тебя не знал, я бы первый сказал «нет». Но я знаю, что если кто-то и может выжить в этой ситуации – это ты. И я думаю, стоит рискнуть. Но одного моего мнения мало! Пусть они все увидят тебя! Это твой единственный шанс!

*****

- Это мои проблемы – достаточно громко произнес за дверями голос с хорошо знакомым баварским акцентом. Там, за дверями, уже 40 минут врачи, юристы, специалисты в области медицинской этики решали, стоит ли браться за мою операцию. И если вначале разговора мне в коридоре не было слышно почти ничего, то по ходу дела голоса повышались… особенно все громче и громче был голос Бухера… Человека, который в жизни говорил довольно тихо и мягко.

Решение было принято в мою пользу. Он стоял в стороне, слушая мой разговор с Бушнаком, и чуть заметно улыбался. А потом, когда все разошлись, наклонился ко мне что бы пожать руку… В глазах его было столько радости… в них так и читалось «Ессс, мы сделали это!!!»… Он улыбнулся и, сжимая мою руку, сказал «А теперь удачи НАМ!!!». Не «тебе», а «нам». Он прекрасно понимал, что то, что мы с ним затеяли (да, мы с ним вместе!) – авантюра чистой воды. И каждому из нас в этой ситуации нужна удача, очень-очень нужна!

*****

- Вы думаете, у меня действительно есть хорошие шансы пережить эту операцию? – мы сидим у него в кабинете и обсуждаем все возможные проблемы. Проблем много…
- Давай скажем по-другому: я думаю, что у тебя ЕСТЬ шанс пережить операцию. И в твоей ситуации этого достаточно!

*****

Утро после операции… я только проснулась… я еще не дышу сама… я еще не могу понять на каком я свете. «Доброе утро» - я поворачиваюсь на знакомый голос. Он стоит в дверях.
- Как ты? - чуть заметный кивок головы
- Тяжело – устало прикрываю глаза
- Ты знала, что так будет – прямой взгляд и улыбка – Ты знала, на что ты шла!
- Да – тоже смотрю ему в глаза.
- Тогда борись! Нечего жалеть себя, карабкайся!!! – ободряюще улыбается.
Этот диалог опять без слов. Взглядами и жестами. Стоящий рядом реаниматолог переводит глаза с меня на Бухера и назад пытаясь понять, что кроется за этим молчанием. Но ему не понять…

- Оооо, уже улыбаешься, дела пошли на лад – улыбается мне Бухер через сутки. Я в этот момент умираю… я не знаю об этом… а он знает… и он знает что это следствие операции… за которую он так боролся… которая должна была спасти меня. А теперь я умираю от ее последствий. Но он, как ни в чем не бывало, улыбается мне. Он верит что я выкарабкаюсь, даже если это невозможно в принципе!

*****

Во время операции венозный катетер был установлен с огромным трудом. И я не хочу его вынимать, зная, что впереди еще одна операция. А врачи не хотят оставлять его, когда я буду дома. Мы звоним Бухеру, но он подтверждает – надо удалять, риск инфекции слишком велик. Но… но в день выписки врачи как-то закрутились и забыли его вынуть. А я не напомнила… так и уехала домой. А через 4 дня вернулась на небольшую операцию. Операция прошла хорошо, я отлеживаюсь в «палате пробуждения», когда слышу хорошо знакомый голос «Где тут моя Ирина? Ну в смысле фрау Гавришева». Судя по виду, он только что из операционной.
- Ну что, опять проблемы с наркозом? Ну что за невезуха с тобой, а? – весело подмигивает. Он только что с операции, но он уже в курсе моих дел.
- Да лаааааадно – беззаботно отвечаю я и тут понимаю, что катетер, который мне должны были удалить 5 дней назад, виден Бухеру. Понимаю и пытаюсь ненавязчиво спрятать его под одеяло… кутаю плечи типа замерзла.
- Да не прячь, я уже увидел – смеется он – Что, до сих пор стоит? Ну лаааадно. Но когда будешь выписываться – обязательно убрать. Дома нельзя!!!
- Да это… я ж дома была 4 дня… - я не умею ему врать. С другими я могу смотреть честными глазами и беззастенчиво врать, но не с ним…
- С доступом? – он начинает откровенно ухахатываться – И почему я не удивлен?
- Наверное, потому что хорошо меня знаете… – делаю глаза Кота из мультика про Шрека
- Ой да – продолжает смеяться – Слушай, как тебе это удалось?
- Нууууу… Хирурги не удалили, я не напомнила… - все тот же невинный взгляд. Мы оба знаем, что я вру и этот взгляд – комедия и не более того
- А вот скажи мне: когда вы мне звонили, если бы я сказал оставить катетер, ты бы об этом сказала хирургам?
- Конечно
- А когда я сказал удалять, ты не сказала…
- Да
- Почему?
- Я это… А я забыла! – смотрю на него лукавым взглядом. Он смеется.
- Можно я посмотрю документы? – уже серьезно спрашивает меня
- Ну, учитывая, что вы директор клиники анестезиологии и я сейчас нахожусь в вашем отделении, то можно – он начинает пролистывать мое дело – Можете не только посмотреть, но и подписать документы на перевод в обычное отделение.
- Подписать переводную? – его глаза засветились лукавым огоньком – Не-а, не могу!
- Это почему? – искренне ошарашена я
- А Я ЗАБУДУ!!! – ухахатывается он и удаляется. А я торчу в «отлежке» лишние пол часа под взглядами персонала, в которых немой вопрос «Что у шефа с этим чудом природы???».

*****

- Удав у меня все-таки замечательный – рассказываю я Маришке очередную историю о Бухере – и руки у него золотые!
- Гавришева, ты сама себя послушай!!! Представь себе это создание – удав, да еще и с руками, да еще и с золотыми! Это ж какой монстр! Похлеще тебя!

С того времени кличка «рукастый Удав» плотно прилипла к Бухеру.

*****

- Что ты все благодаришь меня! Мне аж неудобно! Я просто делал свою работу – улыбается он во время прощальной беседы
- Не просто свою работу. Вы сделали гораздо больше! Свою работу делали те, кто от меня отказался. Вы ведь тоже могли отказать – смотрю ему в глаза
- Нет, не мог… Я не мог отказаться от тебя. И ты это отлично знала – иронично улыбается и подмигивает. Наверное, к тому моменту он уже четко понимал – я ехала в Халле к нему, к единственному анестезиологу, который не откажет мне (таки да, я была почти уверена в этом).

Фото на память… он засмущался от такого предложения, но согласился. Я беру Бухера за руку. А он второй рукой накрывает мою сверху. Так, что моя рука оказывается в его ладонях. И он держит ее… так нежно-нежно, как будто пытается защитить. Защитить от всего плохого, что уже произошло и что еще может произойти в моей жизни. Моя рука в его ладонях… как сама моя жизнь, которую он вот так же держал в своих золотых руках. И удержал ведь!!!



*****

«Девочка Бухера» - так между собой посмеиваясь, называли меня анестезиологи и реаниматологи. Кто-то знал историю наших взаимоотношений, для кого-то феномен «девочки Бухера» так и остался непостижимым. Он знает, что его подчиненные шепчутся об этом… но ему все равно… Ему важно только одно – я жива. Да, я – жива. Благодаря ему… благодаря рукастому удаву.

[irtish]

Ирочке сделали операцию!!! Слава Богу, и в этот раз все прошло удачно, И Иришка уже даже ходит потихоньку :prty: !!!

Здоровья тебе и долгих лет жизни, Ирочка !!!

Все-таки чудеса бывают на свете - надо только всегда в них верить и надеяться только на лучшее :sohpp: !!!